Известный белорусский писатель Алексей Карпюк, по мнению Василя Быкова, «всю жизнь боролся со своей судьбой». Он единственный, кому удалось бежать из концлагеря Штутгоф. Партизан, который стал писателем. Герой войны, обвиненный в сотрудничестве с нацистами. Пламенный коммунист, трансформировавшийся в убежденного антисоветчика. Для одной человеческой жизни это очень много.
Первые христиане
Алексей Карпюк родился в 1920-м в деревне Страшево, что недалеко от Городка. Сегодня это Польша, но буквально через пару километров, за Бобровниками, начинается Беларусь. По обе стороны границы живут православные белорусы.
При Польше его семья не бедствовала: имела в собственности 30 гектаров земли. Но издали им казалось, что коммунистический Восток живет намного лучше и справедливее. Возможно поэтому, молодые люди тянулись к национальной культуре и образованию, а самые радикальные, к которым относился и Алексей, вступали в Компартию Западной Беларуси.
В 1980-е он напишет, что белорусские коммунисты напоминали первых христиан. Также собирались по ночам небольшими кучками, чтобы читать вслух малопонятные тексты. Также свято и беззаветно верили. Также были готовы идти на страдания и самопожертвования: под полицейские дубинки, в тюрьмы и даже на смерть.
Перед войной юноша чудом избежал ареста: отец дал взятку и послал старшего сына на подготовительные курсы в вильненскую гимназию. Яркие зарисовки о том времени можно найти в повести «Данута» — пожалуй, самом романтичном и удачном произведении писателя.
Свобода — прежде всего
1939 год. Скрежет танковых гусениц, недоверчивые комиссары и уставшие красноармейцы, проделавшие многокилометровый путь пешком. Дождались! И тут возникает первая проблема: член КПЗБ и идейный коммунист Ничипор Карпюк при новой власти стал кулаком. Земли, которой владела семья, оказалось «многовато» и ее облагают бесчеловечным налогом.
Даже в этих обстоятельствах отец продолжал верить в идеалы, полагая, что все трудности носят временный характер. Об этом говорит один эпизод. Как-то птица расковыряла соломенную крышу, под которой еще в польские времена были спрятаны пропагандистские коммунистические листовки. Подул ветер, и они разлетелись по всему подворью. Ничипор ползал по земле на коленях, собирал бумажки, очищал от налипшей грязи и приговаривал «все еще поправится, все будет хорошо…».
В семье боялись раскулачивания и высылки в Сибирь — обычного явления того времени. Если бы так и произошло, то судьба будущего писателя могла пойти по совершенно иному пути. Он говорил, что любил свободу больше всего, поэтому непременно сбежал бы. Тогда при немцах, мог запросто работать в каком-нибудь национальном белорусском комитете в Белостоке.
Пособник коммунистов
Карпюков не тронули, и Алексей поступил в Новогрудское педучилище, где в то же время учился другой будущий известный белорусский литератор — Владимир Колесник. Июнь 1941-го они встретили вместе. Не без трудностей удается вернуться в Страшево.
В начале 1943-го всех мужчин из семьи — Алексея, отца Ничипора и брата Володю — арестовали. Отца через какое-то время отпустили, а братьев отправили в концлагерь Штутгоф. Местные полицаи хорошо знали бывших подпольных членов КПЗБ и национальных патриотов, а оккупационная власть активно прореживала интеллигенцию. Доноса с обвинением в «пособничестве коммунистам» было достаточно.
Штутгоф, раскинувшийся неподалеку от Гданьска, не был лагерем смерти, как таковым, но из 110 тыс заключенных выжила лишь треть. Сбежать — нереально. Но Алексею — единственному за всю историю существования концлагеря — это удалось. Брат в последний момент испугался, и бежать отказался. Больной и изможденный он все-таки дожил до освобождения.
Беглец встретил пленных поляков, батрачивших на немецких землевладельцев, которые поделились с ним формой железнодорожника. Так в черной форме с нацистскими орлами на петлицах он и вошел в родной дом, в котором его встретили солдаты Вермахта. В деревне была расквартирована какая-то воинская часть, а родители жили в пристройке. Парень понимает, что не стоит постоянно испытывать терпение ангела-хранителя и принимает решение уйти в лес.
Отряд имени Кастуся Калиновского
Ближайшая партизанская зона — между Ивацевичами и Пружанами. Карпюк встречает партизан, рассказывает о своих приключениях, но… ему никто не верит. Сбежал из лагеря, из которого никто и никогда не спасался? Наверное, пошел на сотрудничество и получил задание? Сажают в арестантскую землянку, дожидаться решения командира. Будет у него хорошее настроение – поверит и оставит, а плохое – прикажет расстрелять. Юноша решает не испытывать судьбу, делает подкоп и убегает.
Во время скитаний по лесам и хуторам он выходит на спецгруппу Николая Войцеховского. Бывший ленинградский инженер заброшен в Западную Беларусь с целью создания партизанской бригады. Алексею поверили и приказали возвращаться в родные места создавать боевое формирование.
В районе местечка Крынки в самом начале 1944-го Карпюку удается собрать отряд из 60-ти бойцов, который они называют именем Кастуся Калиновского. Летят под откос поезда, уничтожаются гитлеровцы и их пособники, обустраивается лагерь для гражданских лиц, скрывающихся от оккупантов. Подробно о своих военных приключениях Алексей Карпюк впоследствии сам расскажет в повести «Пущанская Одиссея».
Для большинства партизанских начальников в 1944-м война заканчивается, а рядовые бойцы вливаются в регулярные части и продолжают движение на Запад. Командир отряда Калиновского также входит в «золотой кадровый фонд» советской власти на землях Западной Беларуси, поэтому остается поднимать хозяйство. Но уже осенью идет в военкомат и просится на фронт. Ему всего 24 года. Если все еще воюют, то почему он, молодой и здоровый, должен отсиживаться по тылам?
Во время штурма Берлина, чуть ли не за неделю до конца войны, Карпюка сильно ранило: осколком вырвало часть легкого. Жена писателя впоследствии вспоминала, что тот кусок металла навечно остался в его груди.
Соседи-антагонисты
После военных приключений Карпюк возвращается в Гродно и поступает в педагогический институт. Он образцово-показательный студент тех времен: партизан, фронтовик, ранен, награжден орденами и медалями. Знакомится с будущей женой Инной, дочерью сгинувшего в застенках НКВД секретаря комсомола Западной Беларуси Анатолия Ольшевского и известной коммунистки-подпольщицы Фанни Цигельницкой.
Живут в маленькой комнате студенческого общежития на улице Советской. Их соседом поневоле становится Владимир Кисель, участник антисоветского Союза борьбы за независимую Беларусь. В 1949-м его арестуют и отправят на 25 лет в сибирские лагеря. Когда в 1960-м Кисель вернется, то студенческий товарищ поможет ему найти работу.
На этом жизненном этапе Карпюк все еще идейный коммунист. Среди его записей встречаются воспоминания о дне смерти Сталина — «проплакал весь день». Через год в печати выходит жизнерадостная повесть «В одном институте».
Доверенное лицо КГБ
В 1961-м Алексей Никифорович становится руководителем Гродненского бюро «Интурист». Это организация, обеспечивающая пребывание в стране иностранных туристов. Деятельность структуры курировал Комитет госбезопасности. Логично предположить, что начальник был, так называемым, «доверенным лицом» спецслужб, которому можно было всецело доверять.
О сотрудничестве Карпюка с чекистами свидетельствуют и документы, найденные в Литве. Его имя встречается в отчетах о слежке и обработке Ларисы Гениюш. Именно он уговаривал белорусскую поэтессу принять Советскую власть, как факт, и получить гражданство СССР. Они ссорились, а в письмах — яростно критиковали друг друга за жизненную позицию. Можно предположить, что тесное общение неким образом повлияло на мировоззрение писателя.
В конце 1960-х в Гродно формируется «трио вольнодумцев»: Василь Быков, Алексей Карпюк и Борис Клейн. Они не только обсуждают и критикуют, но и распространяют среди друзей литературу «сомнительного качества»: произведения Александра Солженицына, Евгении Гинзбург и других диссидентов.
В тайне их деятельность остаться не могла. Гродненских «антисоветчиков» разрабатывает КГБ СССР. В июне 1969-го Ю. Андропов направляет в ЦК КПСС служебную записку, в которой пишет о «нездоровых политических настроениях Карпюка и Быкова». Комитет «подготовил специальные меры противодействия» враждебным идеологическим выходкам указанных лиц. Решено нейтрализовать каждого по отдельности.
Проще всего с Борисом Клейном. Он еврей, а его брат — гомосексуалист (в советские времена «мужеложство» было уголовным преступлением). Бориса Клейна лишают кандидатской степени и увольняют из университета. Он вынужден зарабатывать на жизнь, разгружая вагоны на железнодорожной станции. Быкова травят за повесть «Мертвым не больно», жестко критикуют за «фальсификацию истории войны», но «за красную черту» не заходят. А вот за Карпюка берутся серьезно.
Сотрудник Kazetpolizei
В апреле 1971-го в Гродненский обком партии из областного УКГБ приходит секретная справка на А. Н. Карпюка на 53-х листах! Из документа следует, что в 1965-м он похитил архивные документы о своей деятельности в 1930-1940 гг. Вполне вероятно, что он сотрудничал с польской контрразведкой. Партизанское прошлое — ничем не подтвержденная легенда. Более того, Карпюк покрывал бывшего бойца батальона «Дирлевангер» Рихарда Шермункиса и агента Белостокского СД Карповича.
В концлагере Штутгоф он был не узником, а сотрудником Kazetpolizei – внутренней лагерной полиции. Нашлись документы, подтверждающие неоднократные выплаты ему по 20 рейхсмарок. Узник концлагеря, получающий деньги от администрации, это нонсенс.
Прессинг длится на протяжении трех лет. Писатель лишен всех должностей и исключен из партии. После истории со Штутгофом речь уже не о репутации, а о перспективе уголовного преследования, тюремного срока и расстрела. Карпюк обращается к Войцеховскому, командиру партизанской бригады, но тот ничем помочь не может. Пишет запрос в архив партизанского движения, а там вообще нет никаких сведений об отряде Калиновского.
В конце концов, он едет на прием к Петру Машерову, бывшему партизану и главе республики. Кажется, тот верит в его честность. В это время польские журналисты узнают о происхождении рейхсмарок. Оказывается, нацисты разрешали посылки и денежные переводы заключенным из числа гражданского населения.
Понемногу волна травли начинает спадать. В горкоме КПСС ограничиваются строгим выговором и восстанавливают Карпюка в партийных рядах. Бориса Клейна возвращают в университет. Василь Быков переезжает в Минск, разводится с женой.
Прощание с иллюзиями
В 1980-е для писателя наступает совершенно новый этап судьбы. Выходит статья «Грустные были» в формате исповеди. Он открыто поддерживает общество польской культуры имени Адама Мицкевича (прообраз Союза поляков), так как считает, что, «когда проснутся поляки, вслед за ними проснутся и белорусы». Днюет и ночует в здании XVIII века, которое хотят снести для расширения площади Ленина. В конце жизни выходит из КПСС, но оставляет партбилет — на память об иллюзиях молодости. Пишет, что в жизни всегда подражал отцу. И если бы он дожил до этого времени, то сказал, как они сильно ошибались.
Алексей Карпюк умирает летом 1992-го. Его торжественно хоронят с военными почестями, как ветерана войны. Жена, Инна Анатольевна, переживет мужа на полтора десятилетия и сохранит машинопись последней его книги, набор которой раскидают в 1995-м. Она выйдет из печати только в 2008-м под названием «Прощание с иллюзиями».
Читайте нас в:
