29 сентября 1957-го на сверхсекретном предприятии оборонной промышленности «Почтовый ящик №817», расположенном в сотне километров от Челябинска, произошел взрыв огромной емкости с радиоактивными отходами. Смертоносное облако, образовавшееся на высоте одного километра, прошло над несколькими соседними областями, создав зону заражения площадью в 23.000 км.кв. Только удачное направление воздушных потоков спасло свыше 700 тысяч челябинцев от тотальной эвакуации. Это была первая радиационная катастрофа на планете, вошедшая в десятку самых масштабных трагедий человечества.
До конца 1980-х не горожане, ни жители деревень, подвергшихся заражению, не знали правды о происшествии на военном заводе, который сегодня известен под названием «Маяк». Они невольно приняли самое непосредственное участие в создании советского ядерного щита и очень дорого за это заплатили.
Чем занимались в закрытом городе «Челябинск-40»? Почему выпускников вузов, приехавших сюда по распределению, не могли найти родственники? Что за странная эпидемия обрушилась на работников секретного комбината? Почему в энциклопедии Челябинской области нет ни строчки про исчезнувшие исторические памятники, оказавшиеся в зоне радиационного заражения? Попробуем разобраться.
Полезное открытие
О радиации человечество впервые узнало в конце XIX столетия. Новейшее открытие считалось благом и активно использовалось. Медицина ощутила всю прелесть рентгеновских аппаратов и применяла их повсеместно без ограничений. Аналогичные компактные устройства стояли в престижных обувных магазинах Америки. Состоятельные покупатели получали уникальную возможность своими глазами убедиться в том, насколько хорошо обновка сидит на ноге.
В Советском Союзе продавалась радиоактивная минеральная вода «Боржоми». Считалось, что некая доза радиации полезна для организма. Парфюмерия с «уникальными» свойствами продавалась даже в 1940-х годах. «Мирный атом» казался безобидным, а в его использование в качестве оружия, мало кто верил. В том числе и Иосиф Сталин, не считавший физиков-ядерщиков ценными кадрами.
Ситуация кардинально поменялась в середине 1942-го, когда сведения из разных источников однозначно подтвердили, что нацисты, англичане и американцы разрабатывают некое новое вооружение доселе невиданной разрушительной силы. Только тогда в СССР приступили к работам по созданию своей атомной бомбы.
К окончанию Второй мировой войны американцы сумели изготовить три боеприпаса. Первый из них они испытали в июле 1945-го на полигоне Аламогордо, а два других 6 и 9 августа сбросили на Хиросиму и Нагасаки. Эта жесткая демонстрация силы со всей очевидностью показала явные преимущества США и значительное отставание Советского Союза, который был лишь на пути к созданию первой ядерной бомбы. На кону стояла судьба великой страны. Разведка докладывала, что Вашингтон уже имеет план бомбардировки 20 городов-миллионеров. Экстренно потребовался симметричный ответ.
Сверхсекретный завод
Только после этого советское правительство вышло из оцепенения и сформировало особый комитет, призванный возглавить и форсировать работы по созданию атомной бомбы. Его руководителем назначили Л. Берию. Для обогащения плутония решили построить на Южном Урале специальное сверхсекретное предприятие.
Место было выбрано неслучайно: с одной стороны оно обладало хорошей доступностью для подвоза сырьевых и материальных ресурсов, а с другой – было достаточно удалено от районов действия разведывательной авиации бывших союзников по антигитлеровской коалиции.
Сталин поставил задачу — завершить строительство плутониевого завода к 7 ноября 1947-го. Работы велись круглосуточно. На ударной стройке трудилось свыше 45.000 человек. В основном заключенные, военнослужащие и «трудармейцы» — репрессированные немцы из Поволжья. Но даже при самых высоких темпах и огромном количестве рабочих рук руководители комбината понимали, что физически не смогут уложиться в жесткие сроки. Требовалось не только возвести производственные помещения, но и оперативно найти необходимое количество высококвалифицированных сотрудников.
Обслуживать такое сложное производство должны были не только учёные-физики, но и тысячи инженеров и техников самых разных специализаций. В стране, обескровленной войной, эта задача казалось невыполнимой. Многие не вернулись с фронта, а новую смену еще только готовили учебные заведения страны.
Костяк из самых опытных работников набрали с оборонных предприятий Урала и Сибири, но слесарей, сварщиков и токарей все равно катастрофически не хватало. Пришлось привлекать вчерашних выпускников ремесленных училищ и техникумов. Практически все инженеры-химики были молоденькими девушками. Сказались последствия войны.
Одной из них была Лия Осокина. В 1948-м она окончила химический факультет Воронежского университета и по распределению попала в московскую лабораторию, занимавшуюся технологией производства оружейного плутония. В начале 1949-го ее отправили на Южный Урал.
Из воспоминаний: «Первое посещение завода мы ожидали с большим нетерпением. Хотелось поскорее увидеть ультрасовременное, автоматизированное производство, о котором нам так много рассказывали на лекциях. Каково же было удивление, когда нас провели к одноэтажному кирпичному зданию барачного типа. Это был химико-металлургический цех. Мы работали в обычных комнатах без каких-либо защитных средств. Были только деревянные вытяжные шкафы. Воздух в помещениях на альфа-активность не контролировался. Средств защиты, включая элементарные респираторы, не было».
Чудовищные условия труда привели к такому уникальному заболеванию, как «плутониевый пневмосклероз». Практически никто из ее коллег не прожил дольше 40 лет. Состав полностью обновился еще за первую пятилетку.
Среди 18.000 сотрудников, пришедших на предприятие в самые первые годы его становления, симптомы лучевой болезни были обнаружены у 10.500 человек. У каждого четвертого из них заболевание стало хроническим, а у 400 человек перешло в онкологию.
В начавшуюся ядерную гонку СССР вступил с большим отставанием, поэтому промышленное оборудование ценилось выше человеческой жизни. К сожалению, другого пути оперативного создания оружия, способного защитить миллионы советских людей, тогда не существовало. Угроза уничтожения государства действительно была реальной. Единственной компенсацией для первых сотрудников «Маяка» были наилучшие условия для жизни, какие только были возможны в СССР. Рядом с комбинатом построили поселок на 5.000 человек — будущий «Челябинск-40», — который сегодня называется «Озерск», поскольку со всех сторон окружен озерами.
Закрытые города
Первыми советскими закрытыми городами стал «Челябинск-40» и «Челябинск-70» («Снежинск»). Оба обслуживали комбинат, но непосредственное производство оружейного плутония осуществлялось в первом из них. Во втором жили научные работники.
Несмотря на суперсекретность, слухи о существовании новых городов довольно быстро распространялись среди местных жителей. Ходил даже такой анекдот: «Сотрудника «Маяка» спрашивают – ты, где трудишься? Он отвечает: это строжайший государственный секрет. А как зарплата, условия? На обогащении урана много не заработаешь».
На самом деле все знали, что зарабатывали там хорошо и условия жизни в «сороковке» были первоклассными. Жители из окрестных деревень рвались за колючую проволоку за продуктами, медицинским обеспечением и работой, которая, по слухам, была просто «райской»: полчаса крутишь гайки в цеху, а всю остальную смену паришься в бане с пивком и водочкой. О смертельной опасности никто не говорил.
Разговоры о радиации и ее негативном влиянии на здоровье были под запретом вплоть до горбачевской «Перестройки». К началу 1970-х забота о сотрудниках «почтовых ящиков» вышла на авансцену интересов советского правительства. Поселки превратились в настоящие города будущего: всего несколько улиц, но свои дворцы культуры, кинотеатры, кукольный театр, благоустроенные пляжи и стадионы.
Конечно, все это появилось не сразу. Но обеспечение дефицитными товарами и быстрое решение «квартирного вопроса» было уже в самые первые годы существования комбината. Люди фактически жили при коммунизме. Они не знали дефицита продуктов и вещей. Если хотели приобрести, к примеру, машину, то могли пойти в близлежащий магазин и совершить вожделенную покупку. Сегодня это кажется нормой, а в советские времена выглядело фантастикой. Обычные граждане должны были годами стоять в очередях.
Даже в конце восьмидесятых, так называемые, «авральные ситуации» на производстве не были редкостью. Если пройтись по местному кладбищу, то можно подсчитать средний возраст жизни, в особенности, мужского населения городков. Многим так и не исполнилось 45.
Безусловно, ни одно производство не застраховано от внештатных ситуаций. На принципиально новых видах деятельности, начатых в авральной форме, аварии просто неизбежны. Руководство советского атомного проекта полностью отдавало себе отчет в том, что ускоренное строительство такого сложного и неисследованного производства чревато катастрофическими последствиями. Оно успокаивало себя лишь тем, что существующая роза ветров, наверняка, вынесет радиационные загрязнения в малонаселенные районы. Как не странно, но расчеты ученых оказались точными.