Польский шляхтич Викентий Константин Калиновский при жизни (1838-1864гг) никогда не был ни белорусом, ни Кастусем. Будучи студентом Санкт-Петербургского университета, он предпочитал подписываться первым именем, а на родине в Гродненской губернии употреблял второе из них на западный манер — Констанц.
«Основоположник общенародного движения за независимость Беларуси», называвший православие «собачей верой», наделен современными националистами длинным перечнем весьма сомнительных достоинств. Он, оказывается, был талантливым «поэтом» – автором одного единственного стихотворения, посвященного любимой девушке. Самобытным «философом» (никто и никогда не видел его трудов), а также «просветителем», который призывал уничтожить всех дворян, независимо от возраста. Его фразу «Лезвия крестьянских топоров не должны останавливаться над колыбелями младенцев» можно было бы сделать эпиграфом данной статьи.
Все литературное творчество «рыцара свабоды», «светача розуму», «правадыра паустання», написанное на белорусском диалекте Гродненской губернии с множеством полонизмов, укладывается в шесть агитационных листовок «Muzyckaja prauda» («Мужицкая правда») на латинице, «Письмо Яськи-гаспадара к мужикам польской земли», три «Ліста з-пад шыбеніцы» («Письма из-под виселицы»), а также одного приказа.
Он действительно принимал участие в польском восстании 1863-1864гг, истинной целью которого было восстановление Речи Посполитой в исторических границах, но никогда не был его инициатором, руководителем или идейным вдохновителем. Из Варшавы всем заправлял , так называемый, «Центральный национальный комитет», в состав которого входили С.Бобровский, Я.Домбровский, А.Гиллер, З.Падлевский, И.Хмеленьский и Б.Шварце. Наш «герой» был одним из многих региональных агитаторов и в силу особенностей характера со своей задачей не справился. В боевых действиях не замечен, в партизанской войне не участвовал. Ездил по деревням, раздавал свои листовки, призывал переходить из православия в униатство и уничтожать «москалей». «Только тогда народ заживет счастливо, когда избавится от Москалей» — последняя фраза третьего «письма из-под виселицы».
По итогам подавления мятежа было вынесено 128 смертных приговоров, в том числе и В.К.Калиновскому, с формулировкой «за измену государству». Тысячи человек отправились на пожизненные сибирские каторги и поселения. Впоследствии, императорским указом наказания существенно смягчили, ограничившись сроком в 10 лет.
Современники и очевидцы оставили достаточно много воспоминаний о Калиновском, как о личности. В частности, Якуб Гейштор отмечал его горячность, несдержанность, крайний радикализм, а также болезненное восприятие возражений и иных точек зрения. Ежи Кучевский-Порай говорил, что в близком окружении «святазарнага» присутствовали только те, кто слепо соглашался со всем, что он говорил или требовал.
Повстанец Юлиан Ягминов писал, что проезд «революционного начальника гродненской губернии» одновременно сопровождался «императорскими почестями» и животным страхом. Местное руководство было обязано встречать его на границе своих владений с экипажами, запряженными свежими лошадьми, и сопровождать на всем протяжении пути. Любые отклонения «от протокола» сопровождались нецензурной бранью и расстрелами.
Уже упомянутый Якуб Гейшор впоследствии обратил внимание на весьма странную особенность Констанца Калиновского, которой раньше не придавал особого внимания. «Борец за права трудового народа» лично присутствовал на всех казнях и экзекуциях.
Особенности психического развития
В архиве Санкт-Петербургского университета хранится восьмое по счету прошение студента Викентия Калиновского на имя ректора Петра Плетнева, датированное 14.12.1859г.: «Несколько лет назад мне поставили диагноз morbus comitialis (эпилепсия). Помочь избавиться от болезни, подобной падучей, доктора не в силах. Денег на регулярное лечение не хватает. Покорнейше прошу выделить 30 рублей». На документ наложены две резолюции. Одна из них принадлежит инспектору Фицтум фон Экстедт: «Студент действительно болен. Заслуживает внимания за успехи в учебе и прилежное поведение», а вторая ректору Плетневу – «Прошение удовлетворить». Текст этого документа был опубликован издательством «Беларускі кнігазбор» в 1999 году, но вряд ли привлек внимание широкого круга читателей.
Тема психического здоровья «руководителя восстания» никогда не поднималась, отдельно не исследовалась, но она достаточно подробно описана в неопубликованных воспоминаниях членов семьи Калиновских, в которой было 18 сестер и братьев. Архивы сейчас общедоступны, поэтому любой, кому эта тема интересна, может узнать, что здоровье Константина было плачевным. У него регулярно возникали видения пожаров, топоров и крови. Как следствие, попытки хвататься за «режущие предметы», что-то конвульсивно жечь и угрозы «всех зарезать».
Подобная «аргументация» в политических спорах была для Калиновского нормой, нежели исключением из правил. Его соратники оставили нам массу примеров. Франтишек Далевский в своих мемуарах, в частности, написал: «Он (Калиновский) сказал, что если я не встану в ряды повстанцев, то зарежет меня кинжалом перед родными в моем собственном доме».
Эти факты объясняют многое, но еще не всё. Для полноты картины нужно беспристрастно взглянуть на период жизни героя нашего повествования, охватывающий учебу в Санкт-Петербурге и возвращение домой в Гродненскую губернию. В нем также немало интересного.
Несостоявшаяся карьера чиновника первого класса
В 1856 году, то есть, в возрасте 18-ти лет Викентий Калиновский поступает на камеральное отделение юрфака Императорского университета. Немногие знают, что оно готовило чиновников, как бы сказали сейчас, «высшего звена государственного управления». Выпускников ждала блистательная карьера на самых престижных должностях при царском дворе, на дипломатической службе, в любом министерстве. После защиты кандидатской диссертации молодые люди получали первый классный чин, на который все остальные соискатели могли лишь гипотетически надеяться к глубоким сединам.
Критерий отбора в элиту был один – блистательные знания. Никакие протекции, родственные связи, чины и былые заслуги перед Отечеством в расчет не принимались. Этим объясняется, что на всем курсе училось менее полутора сотен студентов при государственной потребности в 150 тысяч.
Примечательно, что биографы, описывающие этот период жизни Калиновского, указывают, что на берега Невы приехали два брата Викентий и Виктор. Причем последний из них оставил учебу в Московском медицинском университете. Теперь читатель знает почему — только он мог оказать эффективную экстренную помощь в критической ситуации с психикой.
Летом 1860 года дипломированный специалист престижного факультета подает документы на трудоустройство в департамент Военного ведомства, курирующий учебные заведения. Его встречают с распростертыми объятиями, показывают персональный кабинет и предлагают приступить к исполнению обязанностей незамедлительно. Однако, на следующее утро встречают у порога и отказывают без объяснения причин. Ни до сего момента, и никогда после такие конфузы с выпускниками камерального отделения не случались. Очевидно, изучив документы соискателя, руководство увидело пометку о состоянии здоровья.
Первые трудности не сломили желание Константина верой и правдой служить государству Российскому. После небольшого отдыха в родительском доме, он возвращается в университет и с удвоенным рвением приступает к написанию кандидатской диссертации. Будущий ученый-правовед не жалеет себя – первым приходит в библиотеку и работает в ней до самого закрытия. Результат не вызывает сомнений – через год он с блеском защищается. Место председателя Уголовной палаты или, как минимум, его советника открыто. По аналогии с сегодняшним временем, речь идет о судье по уголовным делам, который в тот временной период принимал решения единолично и получал свою должность пожизненно. Это очень высокий социальный статус с соответствующим уровнем материального обеспечения.
Белым пятном истории, как не странно, является тема диссертации В.К. Калиновского. Она, наверняка, бережно хранится в университетском архиве, как и все остальные работы XIX века, но, по неизвестным причинам, считается утраченной. В общем, для простых смертных информация пока недоступна. Зато есть формуляры Публичной библиотеки, из которых следует, что молодой ученый работал над проблемами «государственного устройства и благочиния».
Звучит невероятно красиво. После расшифровки терминов получаем менее благозвучное «полицейское право». Подобные тематики и сегодня являются закрытыми, поскольку содержат исследования, замечания, либо «неслыханные доселе» предложения по совершенствованию методов работы спецслужб. В контексте России XIX века речь может идти только о жандармском управлении, которое было призвано противостоять силам, работающим на разрушение государственного строя.
Надо думать, что Калиновский предлагал действовать в этом направлении радикально, беспощадно подавляя в зародыше любые революционные поползновения. Его взгляды частично изложены в инструкциях руководителям восстания на местах. Читаем: «Поветовые начальники назначают помощников для исполнения полицейских обязанностей, а также организуют тайные полиции». Далее: «Поветовые начальники обязаны иметь полную информацию об убеждениях и настроениях всех до единого жителей повета».
Неудивительно, что, в так называемом, «Революционном Исполкоме Литвы» он «работал по профилю». Цели, формы и методы борьбы с инакомыслием в отдельно взятой губернии представляют собой жуткий гибрид Гестапо и НКВД со всеми степенями устрашения, применяемыми к задержанным. Потребность публикации внутренней документации этого ведомства уже давно назрела.
Отказ, отказ и еще раз отказ
Современные националисты называют Михаила Муравьева — непосредственного руководителя подавления польского восстания 1863…1864гг. – «кровавым вешателем» и «палачом белорусского народа». Сам Калиновский добавляет к этим нелестным эпитетам еще «одряхлевшего евнуха злодейства», «блудника, сбежавшего с галер», который «бросается на людей из-за своей сексуальной немощи». Оговорки по Фрейду? Откуда такая личная неприязнь?
Вернемся к кандидату права, который может стать судьей где-нибудь на окраине Империи, но с этим пока не спешит. Он подает прошение на трудоустройство в Министерство государственных имуществ, которое тогда возглавлял упомянутый М.Муравьев. Михаил Николаевич принимает Константина со всем уважением, которое подобает человеку с таким званием и престижным дипломом. Они пьют кофе с эклерами (об этом написано в мемуарах) и ведут светские разговоры. Расстаются в прекрасном расположении друг к другу. Все рабочие вопросы решены положительно. Последующие события повторяют историю с Военным ведомством. С чувством неловкости и конфуза министр дипломатически отказывает.
Викентий понимает, что в столице все осведомлены о его заболевании, поэтому престижную работу найти не удастся. Он решает отправиться в провинциальный Вильно. Без предварительного согласования его принимает сам генерал-губернатор Северо-Западного края В.И.Назимов, один из инициаторов отмены крепостного права. Владимир Иванович восхищен глубокими знаниями молодого ученого и его государственным мышлением, поэтому незамедлительно предлагает высокую должность в штате генерал-губернаторства. Предложение с благосклонностью принимается, пишется соответствующее прошение, которое через несколько дней аннулируется.
Сам Калиновский об этих месяцах безуспешного обивания порогов пишет: «Сделав несколько неудачных попыток поступления на службу в различные столичные министерства, я поехал в Вильно. Однако, приискать место не удалось ни в нем, ни в Гродно. Пришлось жить у отца. В начале 1863 года я в очередной раз приехал в Вильно, чтобы получить должность рядового учителя в гимназии, но мне вновь отказали».
Теперь совершенно понятно, что один из самых законопослушных и образованных людей Российской империи оказался в жизненном тупике. В силу личностных особенностей, плачевного состояния здоровья и постоянных конфликтов с мачехой дальнейшее пребывание в отеческом доме стало невозможным. Нервные срывы, припадки жестокости и насилия стали попросту опасны для окружающих.
Судьба просто вынудила Константина примкнуть к повстанцам, желающим разжечь «кровавый пожар от Вислы до Волги». Всей своей последующей деятельностью он жестоко мстил этому ненавистному миру, который фактически сделал его отверженным, изгоем. Никакого национального патриотизма, борьбы за белорусскую идентичность и прочей идеологической составляющей здесь нет.
Рождение национального героя
Еще в начале XX столетия «белорусские герои» в польском восстании 1863…1864гг. попросту отсутствовали. Это объясняется тем, что были живы многие из непосредственных участников событий. О Константине Калиновском ничего не писал и единственный национальный печатный орган того времени – газета «Наша нiва». Более того, с 1909 года она печатала очерки из околонаучной «Кароткай гісторыи Беларусі» Вацлава Ластовского, который был одним из «отцов-основателей» Белорусской социалистической громады и впоследствии Белорусской Народной Республики. В них также не упоминается ни «правадыр паустання», ни его «программный документ» в виде «Мужицкой правды». Немногим позже «история» Ластовского была издана отдельной брошюрой и стала своеобразных катехизисом отечественного национализма.
Максим Богданович в 1915 году написал статью «Белорусское возрождение», в которой об описываемых событиях есть всего несколько фраз. В частности, он пишет, что польские повстанцы на различных белорусских диалектах (гродненском, брестском и так далее) отпечатали несколько агитационных прокламаций. В их числе была «Мужицкая правда», «Предсмертная беседа отшельника Петра», «Разговор старого деда» и другие. Никакой роли личности Калиновского в ней также не прослеживается.
Что непосредственно касается языковой формы подачи материала в перечисленных изданиях, то следует понимать, что их целевой аудиторией было малограмотное крестьянство, которое после Третьего раздела Речи Посполитой в 1795 году добровольно перешло в лоно православной церкви Московского патриархата и признала власть Российской короны. То есть, фактически стало составной частью белорусского народа. Агитировать его против России на польском языке было явно нелогично.
В свое время академик Е.Карский писал, что тесты «Мужицкой правды» написаны очень зло. Автор призывает читателей переходить в униатскую церковь: «Кто откажется — тот сдохнет как собака и будет гореть в гиене огненной, навеки отлученный от Царства божьего». Похожие проклятья сыпались на головы тех, кто не желал убивать москалей, изгонять их со своей земли и восстанавливать Великое Княжество Литовское. Народ, очевидно, думал несколько иначе, поскольку восставшую шляхту не поддержал, что, как считают исследователи, явилось одной из причин быстрого подавления мятежа.
Ореол героя примерили на В.К.Калиновского лишь во время Первой мировой войны. Националистическим группировкам, пробивавшимся к власти на территории Беларуси под эгидой немецких оккупационных войск, нужна была легитимизация предпринимаемых действий. Они хотели представить их в качестве составной части многовековой исторической борьбы белорусского народа за свою независимость. Ощущался острый дефицит подходящих персонажей, поэтому выбрали первого попавшегося.
В феврале 1916 года Вацлав Ластовский публикует в газете «Гоман» небольшую статью «Памяці Справядлівага». С ловкостью фокусника, вытаскивающего кролика из цилиндра, он трансформирует антироссийскую риторику Калиновского в национально-освободительный аналог с белорусским колоритом. Здесь же Винсент Констанц становится «Косцюком», а немногим позже и «Кастусем».
Свое повествование автор начинает с многозначительных слов о рукописях, которые «полвека хранились в тайнике». Наконец-то настало время их обнародовать, чтобы люди узнали всю правду о восстании Косцюка Калиновского 1863…1864гг. Далее идут тексты «Писем из-под виселицы», которые были опубликованы польским эмигрантом А. Гиллером в Париже в 1867 году.
Согласно Ластовскому, «Справядлівый» был выдающимся деятелем белорусского возрождения. Он до последней минуты своей жизни боролся «за широкие культурно-национальные права белорусского народа», «переводил на родной язык революционные песни», «создавал белорусские школы и молодежные литературные кружки». Роль Кастуся в организации восстания была настолько велика, что «польский Жонд Народовый (повстанческое правительство) не принимал без его одобрения ни одного решения». Полный бред.
В архивах Янки Купалы есть одно письмо, датированное 1928 годом, в котором говорится о беседах с С.Чеховичем – одним из участников восстания, отбывшим наказание в Сибири и вернувшимся на родину. Поэт пишет, что они много беседовали на разные темы, но больше всего «говорили о польском восстании 1863 года». О Калиновском ни слова. О каких-то белорусских мотивах, двигавших повстанцами, ни одной буквы.
Наконец, польские исследователи и, в частности, В. Кордович, описывают его в исторической хронологии, как одного из деятелей польской демократии. Зимой 1862г. из Варшавы во все концы поехали эмиссары, призванные активизировать деятельность подпольных организаций Северо-Западного края, которые в свою очередь должны были собрать вокруг себя молодежь, радикально настроенную в отношении действующей власти. Частью этой молодежи и был шляхтич Викентий Константин Калиновский, жаждущий уничтожения строя, который «сломал об колено» его собственную судьбу.
В белорусской советской истории образ «национального героя» эксплуатировали для наглядной демонстрации борьбы «угнетенных народных масс» по свержению царизма. Собирать из подобных персонажей некий пантеон героев даже не пытались, поскольку на их сером фоне нужно было показать знаковую роль В.И. Ленина, который «объединил разрозненные национальные движения» и «повел за собой к победе революции».
Читайте нас в:
