Присмотритесь к камням, лежащим у дороги или в лесу. Кто знает, может это не просто валуны, а памятники забытым могилам наших предков. Куски горной породы странной формы, замшелые кресты, старые надгробия. Их можно встретить в каждом уголке бывшего Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского — от Вильно до Могилева и от Полоцка до Пинска.
На многих есть надписи, прочесть которые сможет не каждый. Мы разучились понимать кириллические тексты, написанные предшественниками, поэтому находки надгробий XVI—XVII веков нередко рождают курьезные легенды о камнях с «руническими» надписями либо о древних языческих жертвенниках. За руны часто принимают даты смерти, написанные кириллицей. Хотя перевести на современный язык несложно: буквы от «А» до «Ѳ» обозначают цифры от 1 до 9, а сочетание следующих букв алфавита — десятки и сотни.
Место захоронения указывали заранее
Наши предки заранее писали завещания по правилам, установленным специальными разделами Статутов ВКЛ. О местах последнего упокоения заботились еще при жизни, а самые предусмотрительные думали и о необходимости эпитафии. Например, ксендз-викарий костела в местечке Индура Гродненского уезда Матей Гривна в 1591-м написал: «Если Господь Бог душу мою с этим телом моим грешным решит разделить и к славе своей возьмет, тогда тело мое грешное должно быть привезено в Гродно и погребено в костеле римском, яко ксендзу положено и эпитафию над телом моим непременно произнести».
Готовили надгробие еще при жизни
У жителей современных мегаполисов вызывает шок древний обычай, сохранившийся лишь в отдельных местах, и связанный с прижизненной установкой собственных надгробий с пробелами на месте даты смерти. Между тем это давняя традиция. Очень практично: сам выбираешь, что за памятник будет стоять на твоей могиле, а дату смерти допишут родственники или друзья. Если, конечно, не забудут или не поленятся.
Добрая четверть известных надгробий XVI-XVII веков имеет такие пробелы в году смерти. Более того, известны случаи, когда существовали два надгробия по одному и тому же человеку, заказанные им самим в разные периоды жизни. Например, один из отцов-основателей Брестской церковной унии Кирилл Терлецкий одно надгробие заказал в 1580-м, когда был епископом Туровским и Пинским, а второе — в 1600-м, когда был епископом Луцка и Острога. Последнее из них сегодня можно увидеть в Музее древне-белорусской культуры в Минске.
На нем, кстати, есть пробел не только в последних цифрах года, но и в днях месяца. К тому же оно, вероятно, являлось верхней частью каменного гроба, что дает возможность вычислить рост владыки Кирилла: не выше 158 см.
Сочиняли стихи для памятника
Наиболее образованные жители Великого княжества думали не только о том, что будет написано на их надгробии, но и как это будет написано. В этом ряду выделяются стихотворные эпитафии. Богатство образов зависело от фантазии автора. Поэта мог вдохновить вид храма, спонсируемого покойником, либо часы на городской ратуше, отсчитывающие бедняге последние минуты земной жизни. Цветистые надгробия со стихотворными надписями имела супруга Минского бурмистра Мария Маслянка (скончалась в 1590-е) и монах Могилевского Богоявленского монастыря Арсений Азарович (скончался в 1652 г.).
В целях экономии практиковалось изготовление дорогого надгробия сразу для нескольких «заказчиков». В Виленской церкви святой Троицы в базилианских стенах можно увидеть «семейную» плиту над захоронением бурмистра (градоначальника) Афанасия Браги и его сына Антона. Они умерли в 1576 и 1580 годах соответственно.
На памятниках перечисляли все заслуги покойного
Надгробие было идеальным местом для перечисления и увековечивания достижений покойного. В конце XVI века братья Дмитрий и Федор Скумины-Тышкевичи прославили свою мать Марину в развернутой эпитафии — жизнеописании, которую поместили в церкви деревни Дикушки Лидского уезда. По сути, это был памятник матери-героине.
Современников в лице Марины Тышкевич поражало все: долгие годы жизни, верность мужу, который рано покинул этот мир, и количество потомков – «больше восьми детей». Знаменитый историк и археолог XIX века Евстафий Тышкевич в одной из книг еще больше прославил свою легендарную прабабушку. Увлекшись расшифровкой текстов XVI века, он прочитал слово «ОСМИ» (восьми), как кириллические число «838». Именно с таким количеством потомков с легкой руки своего далекого правнука и вошла в историю богобоязненная скромная женщина.
Аббревиатуру «в том панстве В(еликом) к(няжестве) Лит(овском) знакома» Евстафий по той же причине прочитал как «в том панстве в 20 лет знакома». Тем самым Марина не только приобрела фантастическое количество потомков, но и получила что-то от образа Жанны д’Арк или Эмилии Плятер — 20-летней девушки, популярной на всю страну.
Вместо свидетельств о смерти
Надгробия служили не только для увековечивания доброй памяти об умерших людях. Их содержание вровень с текстами пергаментных и бумажных документов использовалось в официальном делопроизводстве при решении конкретных задач. Когда в 1642-м появилась необходимость подтвердить точную дату кончины Могилевского мещанина Ивана Анисимовича, то в актовой книге Могилевского магистрата появилась запись: «Пан Семен Иосифович по указанию властей ходил в братскую церковь и там прочел на надгробии такие слова «Пан Иван Анисимович, представился в году 1623-м месяце декабре 5 дня»».
Старые надгробия для новых нужд
В 1952-м матросы Пинской речной флотилии при проведении земляных работ возле зданий бывшего иезуитского коллегиума выкопали камень. Научные сотрудники краеведческого музея смогли разобрать на нем только одну надпись: «год 16 (…) Здесь лежит Ждан, Золотарь Пинский». Но если присмотреться внимательнее, то можно увидеть, что имя городского ювелира Ждана высечено поверх прежней записи. Виден только фрагмент, но и его достаточно, чтобы понять смысл: «…года 1599 месяца мая 16 дня … раб Божий Афанасий Андреевич Скородка … и жена его Феодора». В самом низу плиты виден кусок еще одной более поздней записи, сделанной в той же стилистике, что и запись о ювелире: «год 1615. здесь лежит …».
Можно предположить, что уже в 1615-м о семье Скородок в Пинске забыли, а представители зажиточного мещанства выбивали на их надгробии новые эпитафии, более объемные и художественные. Неужели во всем городе некому было заступиться за их память?
Документы второй половины XVI века действительно не упоминают среди местных жителей ни одного носителя этой фамилии. Зато они массово встречаются в документах конца XVI—XVII столетий, составленных на украинских землях и близкого к ним Гомельского староства. Среди них есть даже один Опанас Скородка, который в июне 1595 года жил в местечке Веледники возле Овруча на Волыни.
Это может быть простым совпадением, но именно осенью этого года на Волынь пришли повстанческие казацкие отряды Северина Наливайко. В ноябре они двинулись на север, на белорусские земли, имея в своих рядах множество насильственно оказаченных крестьян и мещан. Вполне вероятно, что лежащий в Пинской церкви Афанасий (Опанас) Скородка являлся одним из бунтовщиков. Возможно, поэтому пинские мещане и попытались быстро уничтожить память о семье этого человека.
Надписи на памятнике – это редкость
Далеко не каждый человек имел возможность заказать богато украшенный памятник с развернутой эпитафией. Большинство надгробных камней не имеет никаких надписей. В лучшем случае на них выбито только изображение креста. Надписи если и присутствуют, то самые лаконичные: «1598. Иван» или «Марья. Год 1630». В последнем случае камень вполне может стоять на могиле человека, скончавшегося от чумы, эпидемия которой именно в этом году в очередной раз выжгла земли Великого княжества Литовского.
Память по жертвам эпидемий и военных лихолетий находила свое отражение и в коллективных памятниках. Рядом с деревней Чашники на берегу реки Улла еще в ХІХ веке стоял каменный крест с надписью, что в этом месте в 1569-м похоронили «200 воинов». Изображение памятника нам известно только по зарисовкам, и последняя цифра в дате, возможно, не «9» (в кириллическом обозначении «Ѳ»), а «4» («Д»). Кто знает, может, именно здесь в 1564-м произошла знаменитая битва на Улле между армией Великого княжества Литовского Николая Радзивилла и московским корпусом воеводы Петра Шуйского.
Речь идет об эпизоде Ливонской войны 1561…1570 гг, частью которой было противостояние ВКЛ и Русского царства. Война закончилось плохо для обеих сторон: Иван Грозный ввел опричнину, а Николай Радзивилл «Рыжий» был вынужден подписать Люблянскую унию, что в конечно итоге привело к образованию Речи Посполитой и утрате национальной идентичности.
Читайте нас в:
