Неизвестное партизанское движение в Беларуси. Часть I
В советские времена любые упоминания о националистическом партизанском движении в белорусском Полесье в годы немецкой оккупации 1941-44гг. были запрещены. Делалось все возможное, чтобы уничтожить или надежно скрыть документы, свидетельствовавшие об участии отдельной части населения в активной антисоветской деятельности. Этим «белорусским народным партизанам» в официальной истории места не нашлось.
Кровавые реки белорусских лесов
Линьков через Урбановича вышел на штаб БНП и пригласил Шанько на переговоры о поставках оружия. Тот согласился. Встречу «один на один» назначили в Ружанской пуще. С каждой стороны, помимо командира, допускалось присутствие только одного человека. Со слов адъютанта Ивана Шанько — Николая Скрунди — известно, что его начальнику была предложена руководящая должность в объединенном штабе партизанского движения Полесья, в обмен на подчинение националистических отрядов советскому командованию. Он отказал и был убит на месте. Адъютанта принудили вернуться в расположение и сообщить о том, что руководитель срочно отбыл в Москву, а его обязанности будет выполнять, назначенный им человек (представитель НКВД).
Обезглавив руководство БНП, чекисты перешли к нейтрализации отдельных атаманов. Одни «улетали в Москву», другие — «гибли от немецкой пули», а третьих – уничтожали открыто. При одной из таких ликвидаций присутствовал И.Урбанович, который ужаснулся и заорал на Г.Линькова: «Что вы творите?». Тот ответил: «Я выполняю приказ».
Глава Антифашистского комитета сообщил через связную «Громады» о своей непричастности к совершенным расправам, и призвал лидеров «народных партизан» спасаться. Благодаря своевременному предупреждению остались живы атаманы Толпеко, Хомич, Перегуд и Хоревский. Сам Урбанович погиб от пули тех, кого пытался защищать. В июле 1944-го, буквально за несколько дней до подхода регулярных частей РККА, в одном из сел его убили мародеры.
После побега командиров, многие отряды «народных партизан» перешли под руководство Объединенного штаба партизанского движения. Несогласных и противников расстреляли вместе с семьями. К осени 1944-го чисто «полесских» формирований не осталось. Личный состав перемешали с другими «благонадежными» подразделениями. Радикальные националисты продолжили борьбу с советскими отрядами, частично уйдя на Украину, частично – на Запад и в центральные районы Беларуси.
После уничтожения вооруженных отрядов руководители Белорусской Народной Громады в июне 1944-го собрались на «всебелорусский конгресс» для выработки стратегии дальнейших действий. Единства не было. Большинство выступало за продолжение борьбы в эмиграции. Нескольким представителям партии предложили остаться. Организаторы считали, что советская власть после победоносного завершения войны не станет преследовать тех, кто не запятнал себя пособничеством врагу. В результате из тех, кто согласился остаться, выжил только Валентин Тавлай, благодаря тому, что активно сотрудничал с НКВД.
Эмигранты в конце 1944-го в Берлине основывают новую нелегальную организацию «Двупагоня», символ которой олицетворяет борьбу против западных и восточных врагов Отечества. Впоследствии ее филиалы появляются в Канаде, США, Швеции, Австралии, Бразилии, а также в Германии, Англии, Франции и Аргентине.
Народные партизаны в 1944-48 годах
После освобождения Западной Беларуси на ее территории еще действовали националистические отряды атамана Хоревского, Толки, Перегуда, Мирона, Толпеко, Минича и Белейко. Два последних после войны распались. Судьба группы Мирона неизвестна. Толпеко со своими людьми ушел в Германию. Хоревский и Перегуда прятались от советских партизан и чекистов в глубине Полесья. С уходом гитлеровцев они пополнились бывшими полицаями и иными предателями родины.
Вспоминает атаман Иван Перегуд: «Когда гитлеровцы оставляли Волынь, переходя за Припять на Брестчину и Пинщину, то бросили огромные запасы оружия и снаряжения, которое автоматически стало нашей партизанской добычей до прихода Красной Армии. Наши отряды с Хоревским вооружились «до зубов»: немецкие автоматы, пулеметы, гранаты, минометы…. От погонь обычно укрывались на стоянках украинских националистов «Тараса Бульбы», которые при необходимости пересиживали в нашем лагере…».
В большинстве эмиграционных источников утверждается, что отряд Якуба Хоревского в 1945-м ушел в Польшу, а в 1946-м — через Чехию — в Германию. По другим сведениям, он был сильно потрепан в стычках с НКВД и распущен. Не более двух десятков бойцов в 1948-м через Польшу перебралось на Запад, а уже оттуда – в Южную Америку.
Отряд Толки располагался в Беловежской пуще, поэтому без проблем ушел в Польшу в конце 1945-го. До 1947-го «перегудовцы» боролись с польскими националистическими формированиями Армии Краевой, которые жгли белорусские деревни и убивали местных жителей. Они сотрудничали с гражданскими администрациями, помогали им воевать с «лесными братьями».
Иван Перегуд писал: «Когда польские кадровые части начали наступать нам на пятки, пришлось, чтобы спастись от полного уничтожения, партизанщину кончать. В большинстве приграничных мест появились администрации из белорусов. Хотя они и были коммунистическими, но не врагами, а союзниками. Польских националистов они добивали сами. При соответствующей скрытной помощи благодарных сородичей наш отряд поодиночке перешел через немецкую границу…».
Партизаны Хоревского, Толки, Толпеко и другие поселились в Бразилии, Аргентине, Парагвае, Боливии, Венесуэле, США и Канаде. Они организовали ветеранский Союз бывших участников вооруженной борьбы за освобождение Беларуси, и регулярно на Ивана Купалу проводили в Бразилии встречи ветеранов Белорусских Народных Партизан. Советские агенты начали охоту за ними еще в Западной Германии. В апреле 1968-го в одной из латиноамериканских стран в «странной» автокатастрофе погиб атаман Хоревский и его адъютант Константин Гук. Сегодня в эмиграции никого из бывших партизан в живых не осталось ….
Письмо последнего партизана
«Здорово, брат!
… письмо ходило более 2-х месяцев, но дошло, хотя я уже в том банке ящика не имею. Постараюсь ответить на все вопросы, хотя уже рука дрожит от тяжелой работы и старости, что согнуть не могу. Мне же уже 80 прошло. Вы там разберите мои каракули, потому что я по-нашему писать не учился и выбросьте то, что посчитаете ненужным….
Почти все наши закадычные друзья уже умерли. Редко кто еще живет из тех, что тогда переехали в Бразилию. Более молодые потом переселились в Парагвай, где имели хорошую работу, некоторые в Аргентину, но там долгое время было неспокойно, так как эти красные бандиты бросали бомбы и стреляли в людей даже в Буэнос-Айресе, пока их военные всех не присмирили. Некоторые поехали в Боливию.
Держались мы вместе пока жил Хоревский, он хороший был командир. При нем в Порто Аллегро была и наша ветеранская организация. Потом ей руководил Перегуд, а после его смерти все замерло. Жена Толки местная и совсем с нами не якшалась и не говорила. Ныне если еще кто и жив, то зарос в ихнее, и даже если встретишься с кем, то ломает язык, больше слов местных, чем наших.
Силюк давно умер. Умер и Силивончик, и Горивода, и Струк. В Аргеннтине — Кулак, наш лесничий Игнатов, Перевалоцкий. Несколько молодых поженились на наших баптистах. Карпович стал баптистом и еще живет. Говорил, что не может переслать деньги, так Аргентина не пускает за границу. В Парагвае, поскольку знаю, умер Курей, Свиток, Гучок и многие другие. Томашевич был в Боливии, имел магазин, женился. Как был владыка Афанасий, так как заезжали к нему, он не отказывал в пристанище, хотя его подручные все перевертыши нашего рода.
Говорили мне о сыне того барановичского Тявловского, что полякам служил. Сын тут вертится около поляков, ходит в польский костел и пишет в их газеты. В Берысе еще остались наши предвоенные эмигранты, а больше их сыновья: держатся беларушчины. Правда, говорят наполовину по-белорусски, а наполовину — по-русски. В своем клубе дают иногда белорусские танцы и песни, вместе с русскими и даже выходят на парады в белорусских одеждах. Однако, все они глупые коммунисты, ибо говорят, что там в БССР свобода для белорусов.
Не знаю, кто еще жив в Боливии. Не переписываемся. Не знаю ничего и о родной стране. У нас был запрет не писать соотечественникам, чтобы не причинить им несчастья, да не навести на наш след чекистов, которые за нами охотились и в Германии, и за ней. Некоторые здесь изменили свои имена на местные, так и не узнаешь, что под ним наш. Дети обычно не говорят по-нашему и даже не понимают. Но некоторые, как в Аргентине, закончили университеты и живут неплохо.
Так что с той сотки, которая тогда уехала в Америку, осталось в живых не более пятерых. Может немного более, что я знаю, и все уже слабые. Передайте привет Вирку (Василию Виру, который жил в Канаде). Его Радек Царук, тот, который был в отряде Перегуда, умер в Боливии. Похоже, имел жену индианку, но больше времени проводил по диким местам, стреляя зверя, как ваш Толпеко, о котором Вы вспомнили.
Вот разве отписал вам на все. Так живите здоровы!
Степан Гукалюк…».