1918-й был годом заключения Брестского мира и провозглашения Белорусской Народной Республики. Это первая попытка создать государственность на «обломках Российской империи». А для Минска — первый год в статусе столицы. Но время перемен (жить в которое является проклятием еще со времен древнего Китая) настало для местных жителей раньше — в конце лета 1915 года, когда новоиспеченная столица стала прифронтовым городом. Пестрая толпа беженцев, военных и сотрудников госучреждений, связанных с помощью действующей армии, заполонила улицы. Вместе с троекратным ростом населения пришли чужие привычки, квартирный и топливный кризис, недостаток питания, болезни и иные проблемы.
Конец февраля 1918-го принес новую, германскую власть и очередных временных жильцов — кайзеровские войска, — «погостивших» немногим менее 10 месяцев (с 21 февраля до 10 декабря 1918 года). Население знало о немецком наступлении и понимало, что город вот-вот будет захвачен. Отношение к будущим оккупантам было противоречивым. Кто-то мечтал об освобождении от большевиков, а кто-то опасался чужаков. Советские организации покинули Минск заблаговременно, прихватив с собой кассы эвакуированных учреждений и всю наличность. Денежный вопрос на долгое время стал головной болью городской администрации и горожан.
«Николаевки», «думки», «керенки»
В феврале 1917-го в России произошла буржуазная революция. Новому правительству были нужны деньги, которых катастрофически не хватало. Именно в это время рост цен превысил объем бумажной денежной массы. Государство пошло на увеличение эмиссии, но монетные дворы физически не успевали удовлетворять растущие потребности. Не хватало мощности ни бумажных, ни полиграфических фабрик. Оплату требовали военные расходы, повышение заработных плат госслужащих, социальные проекты….
В этих условиях Временное правительство продолжало печатать банкноты старой финансовой системы — «николаевские» или «царские» кредитные билеты образца 1898-1912 годов, а также суррогаты 1915 года. Появились и новые платежные средства — «думские», или «думки». В апреле разработали макет купюры номиналом 250 рублей, а через несколько месяцев – 1.000-рублёвую банкноту. «Думки» были достаточно большими по размерам и создавались на высоком полиграфическом и художественном уровне, что требовало значительных государственных расходов, а казна была пустой.
В октябре принимается решение о переходе на более простые и дешевые казначейские знаки достоинством 20 и 40 рублей («керенки»). Из-за маленьких размеров (5.5×4.5см) они выпускались в обращение неразрезанными листами по 40 штук. Приобретая товар, можно было рассчитаться как целым листом, так и отрезать необходимое количество знаков. При этом даже за 20 рублей в конце осени 1917-го можно было плотно пообедать.
Вынужденная денежная эмиссии Временного правительства стала причиной возникновения ранее неизвестного явления на рынке бывшей Российской Империи — параллельного хождения различных платежных средств. С точки зрения властей и финансовых институтов все банкноты, находящиеся в обращении, (и «царские», и бумажные суррогаты 1915 года, и «думки», и «керенки») были равны и являлись законными денежными знаками. Но население признавало единственной полноценной валютой «николаевские» банкноты, чуть ниже ценились «думки». Наиболее распространенные «керенки», в которых получали заработную плату рабочие и служащие, оказались в роли аутсайдеров и стоили гораздо меньше номинала.
Когда кайзеровские войска пришли в Минск, город полностью расплачивался деньгами, выпущенными в царской России (связь с РСФСР и приток наличности во время оккупации не прекращались). Советское правительство сняло все эмиссионные ограничения, и продолжило печатать «николаевские», «думские» и «керенские» купюры, добавив к ним огромное количество всевозможных суррогатов. Собственно своих денег советская власть до 1919 года не имела.
Немецкие «марки», «острубли», «остмарки»
Вместе с немцами в Минск пришли новые средства расчета — имперские марки и, так называемые, «острубли», выпущенные специально для оккупированных территорий (эмиссию которых с 1916 года осуществлял Восточный банк торговли и промышленности в Познани). Местное население встретило валюту настороженно, если не сказать враждебно. В комендатуру начали поступать жалобы на то, что торговцы либо наотрез отказываются ее принимать, либо берут по низкому курсу. Осенью 1918-го денежная масса, ходившая в городе, пополнилась «остмарками», выпускавшимися в Ковно (Каунасе).
Постепенно в Минске сложилась уникальная денежная система, которая, с незначительными изменениями, просуществовала до конца ноября 1918г. В ее состав входило сразу несколько дореволюционных российских валют, германские марки, а также оккупационные казначейские билеты. Сложная система. Но немецкая администрация считала сложившуюся ситуацию не системой, а хаосом.
Надо упорядочить
Недоразумения с курсами заставили представителей городской управы, биржи и банков в марте 1918-го собрать делегацию и обратиться к оккупационным властям по вопросу стабилизации рынка. Внимание обращали на то, что раньше «николаевки», и «керенки» стоили одинаково. А курс 1 марка 25 пфеннигов за царский рубль и 1 марку за рубль «керенский» привел к ряду недоразумений, махинаций и повышения товарных цен на 20%.
Предприимчивые горожане вскоре сообразили, что на плавающих валютных курсах можно неплохо заработать, и началось…. Почти каждый магазин имел свой обменный курс. Высокая волатильность была характерна и для биржевых котировок: просматривая прессу того времени, можно видеть, что в начале марта за «царский» рубль давали 1 марку 35 пфеннигов, в середине апреля — 1 марку 25 пфеннигов, а в июле «николаевский» рубль и марка шли уже по единому курсу.
Финансовым и фискальным учреждениям все это совсем не нравилось. В фондах Национального исторического архива сохранилось нервная переписка Городской управы, Казенной палаты и Губернского казначейства. Казначейство принимало оккупационные рубли по курсу 1 рубль 60 копеек и германскую марку по 80 копеек, тогда как в Управе считали по 2 рубля («осты») и 1 рубль («марки»).
Обменники и боны
Германские власти пошли по пути создания и реорганизации сети кредитно-финансовых и фискальных учреждений, призванных регулировать курсы валют. В Минске открылся ряд оккупационных меняльных контор. По адресу Соборная площадь, д. 4 — это нынешняя площадь Свободы — начало работу отделение Восточной долговой кассы; серьезные перемены коснулись и местных фискальных учреждений.
Вскоре оккупационные власти отдали распоряжение о передаче всей денежной наличности из Казначейства и Казенной палаты в оккупационный банк. Хождение бумажных платежных средств постепенно прекратилось. Совершенно пустая касса заставила городскую администрацию обратиться к идее выпуска местных денег — бонов губернского земства. Но немцы высказались решительно против, и собственных «бэнээровок» Белорусская Народная Республика, так и не напечатала.
«Царский» рубль в цене и без царя
Между тем обращение каждой из валют, ходивших по Минску, имело свои особенности. Лучше всего брали «царские» рубли, хотя ни Российской Империи, ни императорского правительства, ни даже Государственного банка уже не существовало. За этими банкнотами стоял надежный «золотой стандарт» и воспоминания о спокойной, обеспеченной жизни. С февраля до июля 1918 года они были основной платежной единицей и определяли стоимость товаров. Они же первыми исчезли из обращения – люди попрятали «на черный день».
В начале июня неожиданно обмен всех видов российских денег был остановлен. Официальное объяснение: падение курса рубля, огромная эмиссия в Советской России и мощный приток денег в Минск, ставший крупным транзитным центром между оккупированными и советскими территориями.
Следующим распоряжением оккупационных властей городскую торговлю обязали перейти во взаиморасчетах с покупателями исключительно на марки или острубли. Договорные обязательства между хозяйствующими субъектами в российских деньгах считались недействительными. За отказ принимать имперские марки или острубли, а также за расчеты другими денежными единицами грозили штрафы и длительные тюремные сроки.
С начала июля все налоги также должны были уплачиваться в оккупационных рублях и формировать городской бюджет. «Царский» и «думский» рубли, а также немецкая марка менялись по курсу 1 к 1 и стоили 50 оккупационных копеек. «Керенский» рубль был равен 80 «царским» копейкам.
«Русские» не сдаются
Тем не менее, на практике значительную роль в денежном обращении в городе продолжали играть «думки» и даже «керенки». С поднятием курса последних из них на четверть минские газеты связывали резкое увеличение цен на хлеб в начале ноября 1918 года. Часть жителей продолжала получать зарплату именно «керенками». Более того, в середине ноября служащие учреждений, получавшие зарплату в «остах», обратились к администрации с просьбой выплачивать её в «керенках», так как крестьяне, которые продавали продукты питания, острубли брать отказывались.
Во второй половине ноября губернское земство подняло вопрос о переходе на старую российскую валюту. Оно потребовало зафиксировать паритет острубля и марки, а также отменить его принудительное хождение, которое фактически саботировалось населением. Ходатайство было удовлетворено. В результате с конца осени все налоговые вычеты собирались в российских рублях. Обязательное начисление и уплату налогов в острублях отменили, но сами банкноты продолжали принимать и изымать из оборота.
Таким образом, ни полностью перевести налоговую систему на оккупационные рубли, ни добиться принудительного хождение, ни удержать определенные курсы других валют германские власти и финансовые учреждения БНР оказались неспособными. Минчане, как и жители сельских окрестностей, упорно держались за «российские» деньги поверженных правительств и пересчитывали их совсем по другим котировкам.
После ухода оккупационной армии и установления советской администрации, согласно постановлению Минского военно-революционного комитета середины декабря 1918 года, остмарка считалась по 50 копеек, а острубль соответствовал одному «царскому» рублю. До польской оккупации, новых испытаний и новых денег оставалось почти 9 месяцев ….
Читайте нас в:
