Из некогда тихого провинциального городка приходят тревожные сообщения. Расквартированные в нем полки уже жестоко расправились с местной исполнительной властью и выдвигают политические требования. Если пламя мятежа перекинется на соседние регионы, то заполыхает вся страна.
В этой непростой обстановке лидеры государства принимают решение остановить работу VIII съезда ВКП(б), обратиться с воззванием к рабочим Смоленска, Брянска, Могилева взять в руки оружие и идти на помощь своим товарищам, гибнущим за дело Революции. Откуда только можно, в Гомель направляются боеспособные части Красной Армии. Предполагается, что они смогут сконцентрироваться и занять позиции только через неделю. Минимум – пять дней.
Многострадальный уездный город
В начале XX века Гомель уже являлся крупным транспортным узлом, в котором сходились железнодорожные, автомобильные и водные пути. В нем процветала торговля, и практически отсутствовал организованный пролетариат, который был представлен рабочими железнодорожных мастерских и спичечной фабрики «Везувий». Подавляющее большинство из 60тыс населения составляли евреи, мягко скажем, не мечтавшие о революционных преобразованиях своей сытой и размеренной жизни.
Столь «лакомый кусок» не мог подолгу оставаться бесхозным, поэтому, начиная с 1917 года, им владели немецкие оккупационные войска, Украинская Народная Республика, Социалистическая Советская Республика Беларусь (со столицей в Смоленске), РСФСР, а также пару недель существовала собственная «независимая» Директория.
14 января 1919 года Гомель покинули последние немецкие части, а в 5 часов вечера того же дня в него вошли отряды Красной Армии, представленные двумя стрелковым полками II Тульской бригады. Большевики вышли из подполья и начали формировать органы Советской власти. «Идейных революционеров» всего не более полутора сотен человек. Их основными политическими оппонентами были представители еврейского «Бунда», которые являлись противниками незамедлительного перехода к социализму и предлагали формировать буржуазно-демократичное общество с частной собственностью и собственной национальной автономией.
При такой разнице позиций придти к единому знаменателю при создании органов местного самоуправления они не могли по определению, а ухудшающаяся общая ситуация в городе явно не способствовала интенсивному процессу государственного строительства. Приказ Ревкома призвал пролетариат «развернуть беспощадную борьбу против антисоветских и националистических элементов», а уже в конце февраля были закрыты еврейские печатные издания «Голос рабочего», «Гомельская жизнь», а также меньшевистская газета «Полесье».
Возобновилась национализация промышленности и учреждений. В январе-феврале в собственность государства отошла спичечная фабрика, химический и кирпичный заводы. В подчинение совнархозов перешли мелкие частные предприятия: маслобойки, мельницы, пекарни и другие. В частной собственности оставалось лишь несколько мастерские. На классово-враждебный элемент, в соответствии с Декретом советского правительства, распространялась трудовая повинность по заготовке топлива, ремонта дорог и денежный налог в 10млн. рублей.
Вводилась «пищевая диктатура». В город прибыла Чрезвычайная продовольственная комиссия, подчиненная напрямую Наркомпроду РСФСР. В телеграмме Ленина, предшествующей ее появлению, подчеркивалось: «Любые препятствия работе комиссии, обеспечивающей заготовку продовольствия для обеспечения Красной Армии и голодающих центров, будет рассматриваться как противодействие в борьбе Советской власти за хлеб для армии и для рабочих масс, и будет караться по всей строгости революционных законов…».
Несмотря на разруху и реквизиции ситуация с продуктами в Гомельском уезде относительно близлежащих губерний оставалась стабильной. Поэтому в городе появилась целая дюжина различных «чрезвычайных» и «закупочных» комиссий. Цены на товары первой необходимости стремительно взлетели на небывалую высоту. Из городского фонда две третьих запасов шло, минуя магазины и детские приюты, на содержание частей Красной Армии, которые шли сплошным потоком в оба направлениям через железнодорожный узел.
При этом недостаток продовольствия и одежды для солдат был признан катастрофическим. Самовольные реквизиции военных, а точнее, еврейские погромы и грабежи, становились обычным повседневным явлением. Одновременно росло недовольство солдат, органов власти и местного населения. Первые из них были крайне раздражены расквартированием и продовольственным обеспечением, а вторые и третьи – чинимыми безобразиями.
Здесь следует заметить, что упомянутые пехотные полки были сформированы в результате принудительной мобилизации среди крестьян Центральных губерний РСФСР, которые в этот временной период страдали от голода, что сопровождалось стихийными восстаниями и бунтами. Мужиков фактически заставили бросить умирающих родителей, жен, детей и погнали воевать за советскую власть. Немцы, оставляя Гомель, разрушили всю военную инфраструктуру, и голодные солдаты фактически оказались в «чистом поле на лютом январском морозе». А вокруг них жили сытые и обеспеченные люди.
Дальнейшее развитие событий, в принципе, было предсказуемым. Председатель Уездного комитета Хатаевич, 14 февраля уезжавший в столицу на VIII-ой партийный съезд, обсуждал опасность ситуации с председателем ЧК Ланге и главой Ревкома Комиссаровым. Они пришли к выводу, что беда пройдет стороной, если только оба полка куда-нибудь передислоцируют. Свои мольбы они слали во все наркоматы.
Дровишек в разгорающееся пламя мятежного костра подбросил февральский приказ городского Ревкома об обязательном обучении всего рабочего населения 18…40 лет военному делу, с тем, «чтобы по первому приказу встать на защиту Рабоче-Крестьянской власти». Надо отметить, что распоряжение было весьма своевременным, поскольку в последние дни зимы польские части перешли Неман, чем ознаменовали начало польско-советской войны. Первого марта был захвачен Слоним, а второго – Пинск.
С началом боевых действий в городе и уезде началась мобилизация, превратившая близлежащие деревни в сплошные повстанческие зоны. Тлеющий фитиль начал гореть и его пламя стало стремительно приближаться к пороховому заряду.
Мятеж
18 марта морально-разложившийся 68-й полк Тульской бригады погрузился в эшелоны и выдвинулся на линию фронта в район Овруча. Через несколько дней за ним последовал и 67-й полк. Стихийные волнения начались ночью на станции Словечно с 22 на 23 марта, где случайно пересеклись два батальона, один из которых возвращался с передовой.
После ярких рассказов о превосходящих силах противника и огромных потерях собрался митинг, на котором ораторы провозглашали лозунги «Бросай фронт!», «Долой войну!». Митингующие доказывали друг другу, что местное население не поддерживает Советы, а защищать их силами российских крестьян, да еще голыми руками, смысла не имеет. В качестве весомых аргументов были предъявлены вагоны, набитые телами убитых красноармейцев. Попытки коммунистов и комиссара полка успокоить возбужденных бойцов ни к чему не привели. Часть из них арестовали, а комиссара Ф. Сундука расстреляли. Митинг принял резолюцию: позиций не занимать и возвращаться по домам.
Ночью с 23-го на 24-е марта сразу 11 эшелонов с мятежными полками прибыли в Гомель. Их представители потребовали у железнодорожников паровозы и отправления на Брянск. Большевистский комитет станции в удовлетворении требований отказал, чем вызвал еще большее негодование и ненависть к местной власти. Коммунистов расстреляли, движение через транспортный узел перекрыли, а к вечеру этого же дня захватили телеграф, телефон, типографию, артиллерийские склады, здание ЧК и тюрьму, из которой выпустили всех заключенных.
Оказывать сопротивление разъяренным солдатам было фактически некому. Гомельский Ревком располагал отрядом особого назначения и караульной ротой, общей численностью в 150 штыков при одном пулемете. Для руководства обороной создали военный комитет, в который вошли С. Комиссаров, Н. Белецкий, И. Ланге, Д. Гудело и В. Селиванов. Во все концы разлетелись телеграммы с призывом о помощи. Получить поддержку от местного населения не удалось, равно, как и договориться с солдатами.
Несколько десятков человек, включая всех руководителей города, заблокировались в здании гостиницы «Савой» на углу нынешних улиц Коммунаров и Советской, думая продержаться несколько дней до подхода подкреплений. Их надеждам сбыться было не суждено. Солдаты подтянули артиллерию и после массивного обстрела фактически разрушили укрытие, еще несколько часов назад казавшиеся надежным. Оставшимся в живых коммунарам предложили прекратить сопротивление и разойтись по домам.
Они приняли условие, но разъяренная толпа в прямом смысле слова растерзала беззащитных людей. Уже после подавления мятежа их обезображенные тела, нашли на пустыре в районе железнодорожной станции Гомель (хозяйственный). Среди трупов опознали членов ревкома И. Ланге, Н. Билецкого, С. Комиссарова, Б. Ауэрбаха, Л. Файншмидта С. Бочкина. Всего во время восстания погибли десятки людей. Их захоронили в единой братской могиле, которую выкопали на Гоголевском бульваре.
Русская Народная Республика
В эти дни управление восстанием берет на себя «Полесский повстанческий комитет», о составе которого практически ничего неизвестно, кроме того, что им руководили бывшие офицеры царской армии во главе со штабс-капитаном В. Стрекопытовым – интендантом одного из Тульских полков. Много лет спустя описываемые события навсегда войдут в историю под названием «Стрекопытовский мятеж».
Офицерам удалось убедить солдат, что о возвращении домой следует на время забыть, поскольку там ждет неизбежная расправа за дезертирство с фронта и мятеж. Нужно оставаться и строить свою независимую республику.
Уже в первом обращении Комитета к гражданам говорилось: «Советская власть гибнет. Минск окружен. Петроград накануне падения. В Туле волнения. Москва готова сбросить ярмо каторжников и негодяев – социального мусора, всплывшего на волне революции».
24 марта в обращениях к «солдатам, рабочим и товарищам гражданам» писалось о том, что правительство Ленина и Троцкого свергнуто. Провозглашается Русская Народная Республика. Ее временным органом управления становится Полесский Повстанческий комитет (ППК). Основной силой достижения намеченной цели является армия. Комитет объединяет все антибольшевистские воинские формирования в Первую Армию Республики. Главнокомандующим назначается Стрекопытов, а начальником штаба – командир кавалерийского эскадрона Иванов.
Приказом ППК №1 всем частям гомельской группы под угрозой суровых наказаний запрещаются любые самовольные действия, грабежи и погромы. Им надлежит оставаться в местах временных дислокаций и ожидать последующих приказов главнокомандующего.
В обращении к горожанам Стрекопытов объявил об освобождении Гомеля от большевиков, дал гарантию победы во всероссийском масштабе, призвал сохранять порядок и налаживать мирную жизнь. Распоряжением нового коменданта города Степина водилось военное положение и комендантский час, запрещалась реализация спиртных напитков, несанкционированные собрания и митинги. Все магазины, предприятия и электростанции должны были продолжить работу в обычном режиме.
Однако, стихия вседозволенности продолжала жить по своим неписанным законам. Местное население не отреагировало на призывы новых властей, поскольку они за последние два года менялись уже в четвертый раз. Кроме того, оно было напугано разгулом преступности и насилия. Открыто мятежников поддержали только в Речице, в которой из добровольцев был сформирован небольшой отряд.
Основные силы Красной Армии подошли к городу 28 марта. Начался массированный артиллерийский обстрел, следствием которого явилась паника среди восставших. Одни погибли под огнем, другие сдались, а третьи отступили в направлении Мозыря, который был занят войсками армии Украинской директории под командованием Ярошенко.
Впоследствии, после долгих скитаний разрозненные части Тульских полков, успевшие повоевать на стороне Петлюры, Скоропадского и Юденича, рассеялись по прибалтийским государствам. Самого В. Стрекопытова, осевшего в Эстонии, расстреляли в 1939 году.
Стрекопытовский мятеж, как не странно, сослужил для Гомеля добрую службу. Уже 19 апреля было принято решение о создании Гомельской губернии в целях повышения административно-правового статуса крупного транспортного узла в приграничной зоне Украины и России. Фамилии погибших коммунаров присвоили городским улицам, а на братской могиле соорудили небольшой мемориальный комплекс.